Научные «шторма»

8 февраля в нашей стране отмечают День российской науки. Для ученых это не только «светлый праздник», но и повод привлечь к себе внимание общества и власти. Какие настроения царят сейчас в научной среде, с «АиФ в ВС» поделилась старший научный сотрудник Института земной коры СО РАН, сейсмолог Анна Добрынина. 

В 2013 году, несмотря на активные возмущения, президент подписал закон о реорганизации Российской академии наук, который должен объединить многие институты, сведя на нет их самостоятельность. С тех пор научную среду постоянно штормит. Особенно рьяно за протесты взялись сибирские учёные. Иркутские «умы» в последний раз митинговали не так давно - прошлой весной. Какие настроения царят сейчас в научной среде, с «АиФ в ВС» поделилась старший научный сотрудник Института земной коры СО РАН, сейсмолог Анна Добрынина.

«Мы – не консерваторы»

Анна Добрынина: На базе всех наших институтов захотели создать единый центр по изучению Байкала. Заявление сразу вызывает логическое недоумение: не все научные институты занимаются Байкалом. К тому же, мы слишком разные. Как, допустим, можно объединить геологов и сейсмологов с физиками, изучающими солнце и космос? Это то же самое, что «скрестить» союзы писателей, композиторов и кинематографистов. Есть и практические доводы: сейчас каждый институт - самостоятельное юридическое лицо, а при объединении он потеряет все права. На первый взгляд, ничего страшного - наоборот, меньше бюрократии и «бумажек». Но не так всё просто. Например, наш институт не сможет как минимум три-пять лет после потери своего статуса принимать аспирантов, а это значит - «прощай, молодёжь!», кандидатскую и докторскую у нас защитить не смогут, перестанет выходить собственный журнал. Мне кажется, в результате этих реформ мы теряем больше, чем приобретаем. Очевидно, что управлять академией станет легче: пастуху проще вести одно животное на привязи, чем присматривать за целым стадом.

Корреспондент «АиФ-Иркутск»: Но реформирование РАН подбирается всё ближе к нашему региону. Будете продолжать протестовать?

- Мы - против сумбурных объединений. Но услышат ли нас? Есть шуточная профессиональная поговорка: учёные могут выйти на забастовку, но страна это заметит не раньше чем через 10 лет. Если мы вдруг найдём нефтяное и алмазное месторождение, об этом сразу заговорят, но и такой славы хватит ненадолго. Мы ведь бунтуем не из-за каприза, как дети, которые утром не хотят идти в садик. Учёные не консерваторы, это слово вообще не совместимо с наукой, ведь в её сути лежит открытие нового. К сожалению, научное движение вперёд часто не замечают невооружённым взглядом, потому что у исследований нет мгновенных результатов.

- Вы бываете на зарубежных научных конференциях. Как там отзываются о российской науке? Насколько она конкурентоспособна?

- Если исследование интересное, никто не смотрит, какой национальности автор работы и какое у него гражданство. Работы иркутских учёных цитируют во всём мире, публикуют в ведущих научных журналах. На стажировку сюда приезжают со всех континентов. Но всё сложнее и сложнее не отставать от международного уровня. То, что люди на Западе считают лёгким и естественным, нам приходится осваивать и постигать окольными путями. Финансирование уменьшается, размеры грантов тоже. Кажется, что 750 тысяч рублей - гигантская сумма для учёного, можно так развернуться. Но давайте прикинем: одна сейсмическая станция - 250 тысяч, датчик к ней - 150-200 тысяч. Для исследований таких станций нужно по меньшей мере три... А ведь по отношению к науке можно применить известное высказывание: «Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую», перефразировав его: страна, которая не поддерживает свою науку, будет платить за чужие изобретения.

На голом энтузиазме

- С радостью ли наука в Иркутске принимает молодёжь?

- Для неё двери институтов всегда открыты. Когда к нам приезжают московские коллеги, они удивляются: «Как много у вас молодёжи!» Но могло быть больше. Мне, например, сейчас очень нужны помощники. Мы приглашаем, но заинтересовать молодых людей исследованиями трудно, ведь они понимают, что это не сулит больших денег и не принесёт мгновенную отдачу. Пытаемся привлечь студентов-геологов, но они хотят заниматься добычей нефти, а не сейсмологией. В общем, тот, кто остаётся в фундаментальной науке на голом энтузиазме, тот наш человек.

- Возможно, молодым людям не хватает славы и известности. Вы ведь не отрицаете, что об учёных, их проектах, и даже достижениях, обычные жители слышат не так часто?

- Когда в 2013 году я собирала подписи для митинга против реформы РАН, знакомые мне так и говорили: «Почему вы возмущаетесь? Чем вы вообще занимаетесь? Сидите и получаете деньги из наших налогов». Сейчас, как я понимаю, люди слабо представляют, что мы делаем: нет никакой связи между наукой и обществом. Нужно популяризировать то, чем занимаются «великие умы», не так всё недоступно, как кажется. Однако, не буду лукавить, на это требуется много терпения и сил. У меня, к примеру, уйдёт почти весь день на то, чтобы прочитать лекцию в школе или университете. Вот и приходится учёному делать выбор: либо он согласен жертвовать временем и нести науку в массы, либо станет заниматься только своим исследованием. И чаще, увы, выбирают второй вариант.

- А кому легче построить карьеру в науке: мужчине или женщине?

- Я чувствовала, что без этого вопроса не обойдётся. (Смеётся.) Наука не делится на градации, она не бывает ни мужской, ни женской, ни молодой, ни взрослой. Дискриминации нет, просто многие женщины сами ставят в приоритет семью и дом. Мужчины добиваются большего, потому что все силы направляют на одно дело. Согласитесь, сложно одновременно укачивать ребёнка и решать интегральное уравнение.

- Вы изучаете землетрясения. Не могу не задать актуальный для байкальского региона вопрос: насколько это явление может стать разрушительным для Приангарья и его столицы?

- Иркутская область находится на границе двух тектонических плит - «стабильной» Евразийской и подвижной Амурской. Вторая постоянно «отодвигается» от своей соседки, поэтому Байкал растягивается. Как показывают наблюдения, озеро каждый год «подрастает» на 3,4 миллиметра. Байкальские землетрясения не угрожают Иркутску разрушениями как раз потому, что мы живём в зоне растяжения. К тому же город находится примерно в 100 км от ближайшей крупной сейсмогенной зоны. Если здание строят с учётом всех сейсмических особенностей, бояться нечего. Правда, как обстоит дело по факту, не знает никто: жилищный фонд областного центра «постарел», дома, которые строились на 30 лет, стоят уже 50 без капитального ремонта, а новые вполне могут возводить с нарушениями. Поэтому безопасность во многом зависит от человеческого фактора.

Источник: АиФ в Восточной Сибири